Офицера ФСБ (Заворотнюк) внедряют в окружение террориста номер один Джаффада Бин Зайи. Джаффад располагает одиннадцатизначным (так положено по уставу Минобороны России) ключом, приводящим в действие четыре ядерных боеголовки в четырех крупных городах мира (в каких именно не сообщается, но три угадываются сразу). По истечении неопределенного периода времени террорист номер один за злоупотребление американским финансированием в личных целях и измену делу международного терроризма будет казнен коллегой Палачом, успев сообщить офицеру ФСБ, что код разделен на три части, и назвать имя французского банкира Палача — Луи (Перес).

Минуте на пятой террорист номер один напоминает своему заокеанскому спонсору о затонувшей американской подлодке, к которой Джаффад поспел раньше натовских спасателей. Минуте на десятой во время налета на базу Джаффада автору этих строк привиделся падающий «Черный ястреб», буквально на несколько секунд. Сколько проходит лет (месяцев, дней, минут) между эпизодами, узнаешь постфактум и не всегда. Во Флоренции режиссер Шмелев скрещивает берлинскую погоню за стареньким «Мини Купером» Джейсона Борна с распространенным сценарием партизанской засады. И если в сцене решающей схватки «Эквилибриум» мог и померещиться, то в Куала-Лумпуре кубриковский HAL 9000 явился самым недвусмысленным образом. Есть еще вневедомственный мальчик-хакер (Кучера), навязанный офицеру в помощники, – но такие мальчики, кажется, полагаются каждому второму спасителю мира. На самом деле, все это не столько про нашу версию Бонда, Борна или там МакКлейна история, сколько про нашего Остина Пауэрса. Вот няня-агент появляется в цитадели мирового терроризма в хиджабе. Вот она же в платке «под Софи Лорен» таранит машину адвоката на улицах Парижа и одними икрами в черных чулках преодолевает его бдительность в отеле Флоренции. В Осло за Палачом (Что делает Палач в Норвегии? — Ты слышала о норвежских террористах? — Нет. — Там его никто не ищет) она отправится в образе голубоглазой блондинки-журналистки. В таком контексте каждую цитату можно было бы списать на пародийный жанр, если бы не было так скучно. Полтора из двух часов экранного времени тонут в совещаниях на Лубянке, воспоминаниях о любимом и запредельном постскриптуме, посвященном отечественному ВПК. Впрочем, как раз на финал приходится кадр, воспроизводящий дух (а может и букву) горящего над Алисой (см. последнюю «Обитель зла») неба. Это не спасает картину, но указывает путь следующей творческой группе, которой достанется бюджет Фонда поддержки патриотического кино: не выдавайте «Голдмембер» за «Ультиматум», и пребудет с вами сила.



(Журнал "Афиша")