Можно сказать, что цивилизация началась у азиатских греков с созданием гомеровских поэм, около 850 года до н. э., а у европейских греков приблизительно на столетие позже, с создания поэм Гесиода. Этим эпохам предшествовало несколько тысячелетий, в течение которых эллинские племена проходили позднейший период варварства и подготовлялись к вступлению в цивилизацию. Их древнейшие предания находят их уже поселившимися на греческом полуострове, на восточном побережье Средиземного моря и на промежуточных и соседних островах. Более древняя ветвь того же ствола, главнейшими представителями которой были пелазги, владела до эллинов большей частью этой области и была ими с течением времени либо эллинизирована, либо вытеснена. О более раннем состоянии эллинских племен и их предшественников мы можем судить по тем производствам и изобретениям, которые они принесли с собой из предшествующего периода, по степени развития их языка, по их преданиям и по общественным учреждениям, в различной степени сохранившимся до периода цивилизации. Наше исследование ограничится главным образом фактами последней категории. 
Как пелазги, так и эллины были организованы в роды, фратрии и племена, а последние путем слияния были соединены в нации. В некоторых случаях органический ряд был не полон. Как у отдельных племен, так и у наций управление основывалось на роде как единице организации и давало в результате родовое общество или народ, строй, резко отличающийся от политического общества или государства. Органом управления был совет вождей совместно с агорой, или народным собранием, и басилевсом или военачальником. Народ был свободен, а его учреждения демократичны. Под влиянием передовых идей и потребностей род перешел из архаической в свою конечную форму. Его изменения были обусловлены непреодолимыми требованиями развивающегося общества, но, несмотря на все уступки, все более становилась очевидной неспособность рода удовлетворить эти потребности. Эти изменения ограничились главным образом тремя пунктами: во-первых, счет происхождения перешел в мужскую линию; во-вторых, брак в пределах рода был разрешен в тех случаях, когда дело шло об осиротевшей девушке и наследнице, и, в-третьих, дети получили исключительное право наследования имущества своего отца. Ниже мы попытаемся вкратце обрисовать эти изменения и причины, их вызвавшие. Эллины состояли по общему правилу из раздробленных племен, формы управления которых обнаруживали те же характерные черты, свойственные всем вообще варварским племенам, организованным в роды и находящимся на той же ступени развития. Их состояние было именно таким, какого можно было ожидать при существовании родовых учреждений, и не представляет поэтому ничего замечательного. 
Когда греческое общество впервые появилось в поле зрения истории, примерно в эпоху первой олимпиады (776 год до н. э.), и вплоть до законодательства Клисфена (509 год до н. э.), оно было занято разрешением великой проблемы. Задача состояла в коренном изменении плана управления, требовавшем глубоких изменений в общественных учреждениях. Народ стремился перейти из родового общества, в котором он жил с незапамятных времен, в политическое общество, основанное на территории и собственности, что было существенным условием вступления в цивилизацию. Одним словом, они стремились учредить государство, первое в истории арийской семьи, и территорию сделать основанием, на котором государство покоится с тех пор и до настоящего дня. Древнее общество основывались на организации личностей и управлялось через отношения лиц к роду и племени; но греческие племена переросли этот древний план управления и начали ощущать необходимость политической системы. Чтобы достичь этого результата, было только необходимо создать дем, или городскую общину, заключенную в определенные границы, дать ему имя и находящийся в его пределах народ организовать в политическое целое. Городская община с находящимся в ней недвижимым имуществом и жившим в ней в данное время населением должна была стать единицей организации в новом плане управления. Отныне член рода, превращенный в гражданина, связывался с государством на основе своих территориальных отношений, а не личных отношений к роду. 
Он был приписан к дему по месту своего жительства, и эта приписка считалась. удостоверением его права гражданства; в своем деме он должен был голосовать и облагаться податями и из него же призывался на военную службу. Будучи, казалось бы, простой идеей, она потребовала ряда столетий и полного переворота в прежних представлениях об управлении для своего осуществления. Род, так долго бывший единицей общественной системы, оказался, как уже было сказано, несоответствующим потребностям развивающегося общества. Но упразднить эту организацию вместе с фратрией и племенем и заменить ее несколькими определенными областями, каждая со своей общиной граждан, было по самой природе вещей делом чрезвычайно трудным. Отношения индивида к его роду, бывшие личными, должны были перейти в отношения к городской общине и стать территориальными, при чем демарх общины в известном смысле занял место главы рода. Городская община с ее недвижимым имуществом представляла собой нечто постоянное, и принадлежащее к ней население было достаточно устойчиво, тогда как род был изменяющимся аггрегатом более или менее разобщенных лиц и был неспособен прочно обосноваться в определенных территориальных границах. Без соответствующего опыта идея городской общины как единицы политической системы была малопонятна, и потребовалось крайнее напряжение способностей греков и римлян для того, чтобы эта идея сформировалась и была осуществлена. Новым элементом, постепенно преобразовавшим греческие учреждения и проложившим путь для политического общества, - главной пружиной, равно как и основанием которого она должна была стать, - явилась частная собственность. Было не легкой задачей произвести такое фундаментальное изменение, каким бы простым и естественным оно теперь ни казалось; ибо весь предшествующий опыт греческих племен был тесно связан с родами, власти которых должна была теперь уступить место новым политическим единицам. 
От первой попытки основать новую политическую систему и до того, как. эта проблема была разрешена, прошло несколько столетий. Когда опыт показал, что роды неспособны служить основой государства, то в различных греческих общинах было испытано несколько законодательных схем, при чем каждая в большей или меньшей мере повторяла эксперимент другой, приводя к одному и тому же результату. У афинян, из опыта которых преимущественно мы будем брать, наши примеры, можно отметить законодательство Тезея, если верить преданию, законодательство Дракона (624 год до н. э.), Солона (594 год до н. э.) и Клисфена (509 год до н. э.); последние три относятся к историческому периоду. Развитие городской жизни и городских учреждений, скопление богатств в окруженных стенами городах и вызванные тем самым большие изменения в образе жизни проложили путь к уничтожению родового и учреждению на его месте политического общества.
Прежде чем попытаться проследить переход от родового общества к политическому, что соответствует заключительной истории рода, мы рассмотрим греческий род и его атрибуты. 
До конца существования древнего общества у греков учреждения афинян оставались типичными для греческих учреждений вообще, во всем, что касается структуры рода и племени. В начале исторического периода ионийцы Аттики, как известно, распадались на четыре племени (гелеонтов, гоплитов, эгикоров и аргадов), говоривших на одном диалекте и населявших одну общую территорию. Они не составляли конфедерации племен, но слились в одну нацию; однако в более раннее время такая конфедерация, вероятно, существовала. Каждое аттическое племя состояло из трех фратрий, а каждая фратрия - из тридцати родов, что для четырех племен дает итого двенадцать фратрий и триста шестьдесят родов. Таково общее положение, остающееся постоянным в отношении числа племен и числа фратрий в каждом племени, но варьирующимся в отношении числа родов в каждой фратрии. Подобным же образом дорийцы делились на три племени (гиллеев, памфилов и диманов), хотя и составляли несколько национальностей в Спарте, Аргосе, Сикионе, Коринфе, Эпидавре и Трезене, а вне Пелопоннеса - в Мегаре и других местах. В некоторых случаях в соединении с ними встречалось одно или несколько недорийских племен, например, в Коринфе, Сикионе и Аргосе.
Существование греческого племени предполагает всегда наличие родов, поскольку узы родства и общего диалекта составляли основу, на которой роды соединялись в племя; но племя не предполагает существования фратрии, которая, как промежуточная организация, могла и отсутствовать, хотя встречалась почти у всех этих племен. В Спарте существовали подразделения племен, называвшиеся обами и соответствовавшие фратриям, по десять в каждом племени. Вопрос о функциях этих организаций находится в неопределенном состоянии.
Мы рассмотрим теперь афинский род в его конечной форме, полной жизненной силы, но когда против него уже выступили элементы начинающейся цивилизации, перед которыми он шаг за шагом отступал и которые должны были уничтожить его вместе с созданной им социальной системой. В некоторых отношениях это - самая интересная часть истории этой замечательной организации, которая вывела человеческое общество из дикости и через варварство привела к начальным стадиям цивилизации. 
Общественная система афинян дает следующий ряд форм: во-первых, род , основанный на родстве; во-вторых, фратрию, братство родов, образовавшееся, вероятно, путем сегментации одного начального рода; в-третьих, племя, состоящее из нескольких фратрий, члены которых говорили на одном диалекте, и, в-четвертых, народ или нацию, состоящую из нескольких племен, слившихся в одно родовое общество и живущих на одной территории. Эти составляющие части целого и образующие восходящий ряд организации исчерпывали всю их социальную систему при родовом строе; недостает только конфедерации племен, занимающих отдельные территории; но хотя конфедерации и встречаются в некоторых случаях в раннем периоде и хотя они являются естественным продуктом родовых учреждений, тем не менее они не давали особо значительных результатов. Возможно, что четыре афинских племени были соединены в конфедерацию до того, как они слились, что произошло тогда, когда они под давлением других племен сошлись на одной территории. Если это так, в таком случае то же самое относится и к дорийским и другим племенам. Когда такие племена сливались в одну нацию, то не существовало никакого иного термина для определения этого образования, кроме национального имени. Римляне, имея почти аналогичные учреждения, называли себя populus romanus, что точно выражало сущность дела. Они представляли собой тогда просто народ и ничего более; это было все, что могло произойти из аггрегата родов, курий и племен. Четыре афинских племени составляли общество или народ, ставший уже в легендарный период вполне автономным под именем афинян. Во всех ранних греческих общинах род, фратрия и племя являются постоянными элементами социальной системы, при чем лишь иногда фратрия отсутствует. 
Грот собрал главнейшие фактические данные, касающиеся греческих родов, с таким критическим умением, что невозможно охарактеризовать их лучше, чем его собственными словами, которые мы и будем приводить в той части, в какой он дает общую трактовку данного вопроса. Обрисовав разделение греков на племена, он говорит: "Но фратрии и роды являются совершенно иными делениями. Они представляются аггрегатами небольших начальных единиц, соединенных в большие единицы; они независимы от племен и не предполагают существования последнего; они возникают каждая в отдельности и сами по себе, без предустановленного единообразия и без отношения к общей политической цели; законодатель находит их уже существующими и либо принимает их целиком, либо приспосабливает к той или иной национальной схеме. Мы должны различать общий факт указанного разделения и последовательное образование соподчиненного ряда: семей - в роде, родов - во фратрии и фратрий - в племени от той точной количественной симметрии, в которую облечено это соподчинение в источниках: тридцать семейств в роде, тридцать родов во фратрии и три фратрии в каждом племени. Если такое четкое числовое равенство и могло быть когда-либо достигнуто принудительной силой закона, использующего уже существующие естественные элементы, то эти пропорции не могли сохраняться постоянно. Но мы имеем основание сомневаться, чтобы такая симметрия существовала когда-нибудь... Что каждая фратрия состояла из одинакового числа родов, а каждый род - из одинакового числа семейств, является трудно допустимым предположением при тех данных, которые мы имеем. Но, помимо этой сомнительной количественной точности, фратрии и роды сами по себе были реальными, древними и прочными общественными соединениями афинского народа, понимание которых весьма важно. Основой всего был дом, очаг или семейство, более или менее значительное число которых составляло род или "генос". Этот род представляет собой, следовательно, клан, септ, т. е. расширенное и частично искусственное братство, связанное: 1) общими религиозными обрядами и исключительной привилегией жречества, в честь одного и того же бога, кото-рый считался начальным предком и носил специальное имя; 2) общим кладбищем; правом взаимного наследования имущества; 4) взаимной обязанностью помощи, защиты и отмщения за обиды; 5) взаимным правом и обязанностью заключать брак в пределах рода в определенных случаях, в частности, когда здесь имелась осиротевшая дочь или наследница; 6) владением, по крайней мере, в некоторых случаях, общим имуществом, с собственным архонтом и казначеем. Таковы были права и обязанности, характеризующие родовой союз. Фратриальный союз, соединявший несколько родов, был менее тесным, но все же был сопряжен с некоторыми взаимными правами и обязанностями аналогичного характера, в частности исполнением особых священных обрядов и взаимным правом преследования судом в случае убийства фратора. Каждая фратрия считалась принадлежащей к одному из четырех племен, а все фратрии одного и того же племени имели общие периодические священные церемонии под руководством особого должностного лица филобасилевса или племенного царя, который избирался из эвпатридов". 
Сходство между греческим и ирокезским родом сразу бросается в глаза. Не трудно заметить и различие отдельных характерных черт, результат более развитого состояния греческого общества и более полного развития их религиозной системы.
Нет необходимости проверять наличие различных атрибутов рода, указанных Гротом, так как соответствующие доказательства дают в достаточной количестве классические авторы. Но имеются и другие характерные черты, которыми, без сомнения, обладал греческий род, хотя может быть трудно установить наличие всех их, а именно: 7) счет происхождения только по мужской линии; 8) запрещение брака в пределах рода, за исключением женитьбы на наследнице; 9) право усыновлять в род чужих; 10) право избирать и смещать вождей.
Таким образом права, привилегии и обязанности членов греческого рода вместе с указанными добавлениями могут быть сведены следующим образом:
Общие религиозные обряды.
Общее кладбище.
Взаимное право наследования в имуществе умерших членов.
Взаимная обязанность помощи, защиты и отмщения обид.
Право вступать в брак в пределах рода с осиротевшими дочерьми и наследницами.
Владение общей собственностью, с собственным архонтом и казначеем.
Счет происхождения только по мужской линии.
Обязанность не вступать в брак в пределах рода, за исключением особых случаев.
Право усыновлять в род чужих.
Право избирать и смещать своих вождей.
Добавленные характерные черты рода требуют кратких пояснений.
VII. Счет происхождения только по мужской линии.
Нет никакого сомнения, что порядок был действительно таков, ибо это доказывается их генеалогиями. Я не мог найти ни у одного из греческих авторов такое определение рода или родичей, которое бы точно охарактеризовало право отдельного лица по отношению к родовой группе. Цицерон, Варрон и Фест дали определение римского рода и родичей, вполне аналогичных греческому роду, достаточно полное для доказательства того, что происхождение считалось по мужской линии. По самой природе рода, происхождение считалось либо по женской, либо по мужской линии и включало только половину потомков родоначальника. То же самое представляет собой наша семья. Потомки по мужской линии носят фамильное имя и образуют род в полном смысле этого слова, но род разрозненный, так что связаны между собой только ближайшие родственники. Женщины теряют с замужеством фамильное имя и переходят со своими детьми в другую семью. Грот замечает, что Аристотель был "сыном врача Никомаха, принадлежавшего к роду Асклепиадов". Принадлежал ли Аристотель к роду своего отца, зависит от решения другого вопроса: вели ли оба они свое происхождение от Эскулапа только по мужской линии. Это показывает Диоген Лаертский, который говорит, что "Аристотель был сыном Никомаха... а Никомах происходил от Никомаха, сына Махаона, сына Эскулапа". Если даже высшие члены этого ряда были мифическими, то все же самый способ обозначения происхождения показывает род данного лица. Сюда же относится следующее указание Германца, основанное на авторитете Исея: "Каждый новорожденный зачислялся во фратрию и клан своего отца". Зачисление в род отца показывает, что дети принадлежали к его роду.
VIII. Обязанность не вступать в брак в пределах рода, за исключением особых случаев.
Эту обязанность можно вывести из последствий брака. Женщина с замужеством теряла право на участие в религиозных обрядах своего рода и приобретала то же право в роде мужа. Это правило оказывается настолько всеобщим, что прямо указывает на обычай заключения брака вне своего рода. "Девственница, покидающая дом своего отца, - замечает Ваксмут, - перестает быть причастной к родительскому жертвенному очагу и входит в религиозную общину своего мужа, что и освящает узы брака". Включение жены в род мужа устанавливает и Германн: "Каждая новобрачная, будучи гражданкой, зачислялась в силу этого во фратрию своего мужа". Особые религиозные обряды (sacra gentilicia) были присущи и греческому и латинскому роду. Теряла ли у греков женщина с замужеством свои агнатические права, как это было у римлян, я не могу сказать. Мало вероятно, чтоб брак прекращал всякую связь замужней с ее родом, и жена, несомненно, продолжала считаться принадлежащей к роду своего отца. 
Запрещение брака в пределах рода имело безусловный характер в архаическом периоде и, несомненно, сохранялось и после перехода счета происхождения в мужскую линию, за исключением наследниц и женщин-сирот, относительно которых действовало особое постановление. Хотя тенденция к свободному заключению брака вне определенных степеней родства должна была сопровождать окончательное установление моногамной семьи, но правило, предписывающее вступать в брак вне своего рода, могло удержаться до тех пор, пока род оставался основой социальной системы. Специальное постановление о наследницах может только подтвердить это предположение.
IX. Право усыновлять в род чужих.
Это право осуществлялось только в позднейшее время, по крайней мере в семьях, но осуществление его было соединено с публичными формальностями и, несомненно, было ограничено особыми случаями. Чистота родословной приобрела в аттических родах весьма крупное значение, что, без сомнения, ставило серьезные препятствия к осуществлению этого права, разве бы на то имелись основательные причины.
X. Право избирать и смещать вождей.
Это право, несомненно, существовало у греческих родов в раннем периоде. Следует предполагать, что они обладали им еще на высшей ступени варварства. Каждый род имел своего архонта; это было обычное название вождя. Была ли эта должность, например в гомеровский период, выборной или она переходила по наследству к старшему сыну, - это вопрос. Наследственное начало не было присуще древнему положению этой должности; допустить же такое большое и радикальное изменение, затрагивающее независимость и личные права всех членов рода, можно только имея положительные доказательства, опровергающие противоположное предположение. Наследственное право на должность, которая давала власть над родом и налагала обязанности на его членов, представляет собой нечто совершенно иное, чем должность, даваемая по свободному выбору, с сохранением права смещать избранного за недостойное поведение. Свободный дух афинских родов эпохи Солона и Клисфена не позволяет предполагать, что они отказались от права, столь жизненного для независимости членов рода. Мне не удалось найти удовлетворительного описания положения этой должности. Если бы она переходила по наследству, это свидетельствовало бы о значительном развитии аристократического элемента в античном обществе в ущерб демократическому строю родов. Более того, это было бы показателем по меньшей мере начала распада. Все члены рода были свободны и равны, бедные и богатые пользовались одинаковыми правами и привилегиями и взаимно их признавали. Мы видим, что свобода, равенство и братство выражены в строе афинских родов так же ясно, как и ирокезских. Наследственное право на высшую должность в роде совершенно несовместимо с древним принципом равенства прав и привилегий. 
Точно так же остается под вопросом, переходили ли высшие должности анакса, койраноса и басилевса по наследству от отца к сыну или подлежали избранию и утверждению более широкого круга избирателей. Мы исследуем этот вопрос ниже. Первое указывало бы на распад, последнее - на сохранение родовых учреждений. Мы не располагаем положительными доказательствами в пользу существования наследственного права, всякая же вероятность говорит против этого. При исследовании римских родов этот вопрос будет освещен полнее. Тщательное исследование положения этой должности существенно изменило бы, надо думать, имеющиеся у нас сведения.
Можно считать твердо установленным, что греческие роды обладали десятью вышеперечисленными главнейшими атрибутами. За исключением трех, именно счета происхождения по мужской линии, брака в пределах рода с наследницами и возможного перехода высшей военной должности по наследству, эти атрибуты с незначительными изменениями мы находим также в родах ирокезов. Отсюда ясно, что как греческие, так и ирокезские племена обладали одним и тем же начальным учреждением, при чем у первых род был в его позднейшей форме, а у последних - в архаической.
Возвращаясь теперь к цитате из Грота, следует заметить, что, по всей вероятности, он существенным образом изменил бы часть своих суждений, если бы был знаком с архаической формой рода и различными формами семьи, предшествовавшими моногамии. Мы должны возразить против его положения, что основой социальной системы греков "был дом, очаг или семья". Почтенный историк имел в виду, очевидно, находившуюся под железной рукой pater familias римскую форму семьи, с которой греческая семья гомеровского периода сближалась по неограниченной власти отца в домохозяйстве. Даже если бы он имел в виду другие и более ранние формы семьи, его предположение оставалось бы в равной мере неприемлемым. Род по своему происхождению древнее моногамной семьи, древнее синдиасмической и действительно современен пуналуальной семье. Ни одна из этих форм семьи ни в каком случае не служила основанием рода. Род не признает существования семьи, какой бы то ни было формы, в качестве составной своей части. Напротив того, каждая семья, как в архаическом, так и в позднейшем периоде, находилась частично внутри, частично же вне рода, так как муж и жена должны были принадлежать к различным родам. Простое и полное объяснение этого состоит в том, что семья появляется независимо от рода, свободно развиваясь из низших форм в высшие, тогда как род в качестве единицы социальной системы сохраняет постоянство. Род входил целиком во фратрию, фратрия входила целиком в племя, а племя входило целиком в нацию; но семья в целом не могла входить в род, так как муж и жена должны были принадлежать к различным родам. 
Поднятый здесь вопрос крайне важен, так как не только Грот, но и Нибур, Сэрльуолл, Мэн, Моммсен и многие другие способные и проницательные исследователи заняли ту же позицию в вопросе о моногамной семье патриархального типа, считая ее единицей, на которой была построена общественная система греков и римлян. В действительности семья ни в одной из ее форм не служила таким основанием, так как она в целом не могла войти в род. Род был однородной и в высшей степени стойкой организацией и в качестве таковой являлся естественной основой социальной системы. Семья моногамного типа могла индивидуализироваться и приобрести значение в роде и вообще в обществе, но род тем не менее не мог признать семью своей составной частью, ни зависеть от нее. То же относится к современной семье и политическому обществу. Хотя семья благодаря правам собственности и привилегиям индивидуализировалась и признана законодательством правовой единицей, она не составляет единицы политической системы. Государство признает провинции, из которых оно состоит, провинция - входящие в нее общины, но община не считается с семьей; так, нация признавала свои племена, племя - свои фратрии, фратрия - свои роды; но род не считался с семьей. Исследуя структуру общества, мы должны принимать во внимание только органические связи. Община стоит в таком же отношении к политическому обществу, в каком род стоял к родовому. Оба они являются единицами системы.
У Грота имеется ряд ценных замечаний, касающихся греческих родов, которые я желал бы привести для характеристики этих родов, хотя он, по-видимому, считает, что роды не древнее существовавшей тогда мифологии или иерархии богов, от которых некоторые роды вели происхождение своих предков-эпонимов. Приведенные выше факты показывают, что роды существовали задолго до того, как эта мифология развивалась, и до того, как человеческий ум создал Юпитера или Нептуна, Марса или Венеру.
Грот говорит далее: "Таков был первоначальный религиозный и общественный союз населения Аттики в его постепенном развитии, резко отличный от учрежденного, вероятно, позднее политического союза, представленного сначала триттиями и навкрариями, а в позднейшее время десятью племенами Клисфена, распадавшимися на триттии и демы. Религиозная и семейная связь древнее союзов обоих этих типов; но политический союз, хотя и возникающий позже, приобретает в течение большей части истории, как мы увидим, все возрастающее влияние. Личные отношения являются существенными и доминирующими моментами в первом случае, при чем местные отношения играют подчиненную роль; во втором случае главное значение приобретают собственность и место жительства, а личный элемент занимает второстепенное место. Все эти фратриальные и родовые ассоциации, большие и малые, были основаны на одних и тех же принципах и тенденциях греческого ума - слиянии идеи культа и идеи предков или общности некоторых особых религиозных обрядов с общностью по крови, действительной или мнимой. Бог или герой, которому собравшиеся вместе члены данного союза приносили свои жертвы, представлялся им начальным предком, которому они были обязаны своим происхождением и от которого их часто отделял длинный ряд промежуточных имен, как это мы видели на примере Гекатея Милетского, неоднократно уже упоминавшегося. Каждая семья имела свои священные обряды и траурные поминания предков, исполнявшихся хозяином дома с допущением только членов семьи... Более крупные союзы, называемые родом, фратрией, племенем, существовали на основе расширения того же принципа - семьи, рассматриваемой как религиозное братство, поклоняющееся какому-нибудь общему богу или герою, носящему соответствующее прозвище и признаваемому их общим предком. Празднества Теэнии и Апатурии (первое - аттическое, второе - общее для всей ионийской расы) собирали ежегодно членов этих фратрий и родов для культовых церемоний, пиршеств и поддержания взаимной симпатии; таким образом укреплялись более широкие связи, без ослабления более узких... Но историк должен принять в качестве исходного факта самое начальное положение вещей, о котором свидетельствуют его материалы, а в настоящем случае родовые и фратриальные союзы представляют собой явления, происхождение которых мы не можем выяснить".
"Роды, как в Афинах, так и в других частях Греции имели патронимические названия, признак их предполагаемого общего происхождения... Но в Афинах, по крайней мере, после революции Клисфена, родовое имя не употреблялось: мужчина назывался своим личным именем, за которым следовало сначала имя отца, а затем название дома, к которому он принадлежал, например, Эсхин, сын Атромета, Кофокид... Род представлял собой строго замкнутую группу по отношению как к имуществу, так и к личностям. До эпохи Солона никто не имел завещательных прав. Если кто-нибудь умирал бездетным, его имущество наследовалось генетами и этот порядок сохранялся при отсутствии завещания даже после Солона. Каждый член рода мог заявить свое право на брак с девушкой-сиротой, при чем ближайшие агнаты пользовались преимуществом; если она была бедна и ближайший агнат не желал сам на ней жениться, то закон Солона обязывал его дать ей приданое, пропорциональное числящемуся за ним имуществу, и выдать замуж за другого... В случае убийства ближайшие родственники убитого в, первую очередь, а затем его генеты и фраторы имели право и были обязаны преследовать преступника судом; содемоты же убитого, или жители того же самого дема, не имели подобного права преследования преступника. Все известные нам древнейшие афинские законы основаны на родовых и фратриальных делениях, неизменно считающихся расширениями семьи. Следует еще заметить, что это разделение совершенно независимо от имущественного положения, и богатые, как и бедные, входили в один и тот же род. Далее, различные роды были весьма не равны по достоинству; это основывалось главным образом на религиозных церемониях, исключительным правом отправления которых каждый род владел по наследству и которые, считаясь иногда особо священными для всего города, были поэтому национализованы. Так, невидимому, больше всех других родов почитались эвмолпиды и керики, которые доставляли гиерофантов и наблюдателей за мистериями Элевзинской Деметры, и бутады, из которых происходила жрица Афины Паллады, равно как и жрец Посейдона Эрехтейского в Акрополе".
Грот говорит о роде как о расширенной семье и как о предполагающем существование последней, считая семью первичной, а род - вторичной формой. Взгляд этот по изложенным выше основаниям не приемлем. Обе организации исходят из различных оснований и друг от друга независимы. Род охватывает только часть потомков предполагаемого общего предка и исключает остальных, он охватывает также только часть семьи и исключает остальную часть. Чтобы быть частью рода, семья должна была целиком входит в его состав, что было невозможно в архаическом периоде и стало мыслимым только в позднейшем периоде. В организации родового общества род является первичной формой, составляя как основание, так и единицу этой системы. Семья является также первичным и более древним, чем род, учреждением; пуналуальная и кровнородственная семьи предшествовали роду; но семья не была членом органического ряда древнего общества, равно как и современного. 
Род уже существовал у арийской семьи, когда племена, говорившие по латински, гречески и на санскрите, составляли один народ, как это видно из того, что для обозначения этой организации в их диалектах существует один и тот же термин. Они получили эту организацию от своих варварских предков, а более отдаленным образом - от своих диких прапредков. Если арийская семья дифференцировалась уже в среднем периоде варварства, что весьма вероятно, то они должны были получить род в его архаической форме. После этого события и в течение долгого времени, протекшего между обособлением этих племен друг от друга и началом цивилизации, должны были произойти те изменения в строе рода, которые указывались гипотетически. Невозможно допустить, чтобы род появился впервые иначе, чем в своей ар-хаической форме; следовательно, греческий род должен был первоначально иметь эту форму. Поэтому, если можно найти достаточные причины для объяснения такого большого изменения в порядке счета происхождения, как переход из женской линии в мужскую, то все развитие рода станет нам ясным, хотя оно в конечном счете ввело в род совершенно новую группу родственников на место старой. Развитие идеи собственности и возникновение моногамии создали достаточно могущественные мотивы для того, чтобы потребовать и добиться этой перемены, введя детей в род их отца и сделав их участниками в наследовании его имущества. Моногамия сделала отцовство достоверным, чего не было при возникновении рода, и устранение детей от наследования стало далее невозможным. Перед лицом новых обстоятельств род должен был либо перестроиться, либо распасться. Если сопоставить род ирокезов в том виде, какой он имел на низшей ступени варварства, с родом греческих племен, когда он достиг высшей ступени, то невозможно не признать, что оба они представляют собой одну и ту же организацию, в первом случае - в ее архаической, а во втором - в ее конечной форме. Различия между ними именно такие, какие должны были возникнуть под давлением требований человеческого прогресса.
Параллельно с этими изменениями в строе рода идут изменения порядка наследования. Имущество, всегда переходившее по наследству в пределах рода, наследовалось сначала родичами, затем - агнатами, за исключением остальных родичей, и, наконец, агнатами в нисходящих степенях, в порядке их близости к умершему, что давало исключительное право наследования детям как ближайшим агнатам. Стойкость, с которой сохранялся до эпохи Солона принцип, по которому имущество должно оставаться в роде умершего собственника, показывает жизненную силу родовой организации на протяжении всех этих периодов. Именно этот принцип заставлял наследницу выходит замуж в пределах ее собственного рода, чтобы воспрепятствовать переходу имущества путем брака в другой род. Солон, дозволив владельцу имущества, если он не имел детей, распорядиться им путем завещания, пробил первую брешь в имущественных правах рода.
Был поставлен вопрос, в каком родстве были члены одного рода и были ли они вообще родственниками. Грот говорит: "Поллукс прямо утверждает, что члены одного рода в Афинах не всегда были кровными родственниками, но мы даже и без определенного свидетельства могли бы заключить, что так было в действительности. Мы не имеем возможности решить, в какой мере род в неизвестную эпоху своего возникновения основывался на действительном родстве; это касается в равной мере и афинских и римских родов, в основных чертах аналогичных. Гентилизм представляет собой особую связь, отличную от семейных связей, но он предполагает их существование и расширяет их путем искусственной аналогии, основанной отчасти на религиозных верованиях, отчасти на положительном договоре, в результате чего род включает и чужих по крови. Все члены одного рода или даже одной фратрии верили, что они произошли не от одного и того же деда или прадеда, а от одного и того же божественного или героического предка... И эта твердая вера, которую так легко воспринял греческий ум, была усвоена и выражена путем положительного договора в принципе соединения в роды и фратрии... Нибур в своем ценном исследовании о древнеримских родах был, несомненно, прав, предполагая, что они не были семьями, действительно происходящими от общего исторического предка. Однако не менее справедливо и то (хотя Нибур предполагает, по-видимому, иное), что идея рода заключала в себе веру в одного общего отца, бога или героя, - генеалогию, которую мы можем назвать легендарной, но которая у самих членов рода считалась священной, стояла вне всякого сомнения и служила важным связующим их элементом... Естественные семьи изменялись, конечно, из поколения в поколение: одни расширялись, другие уменьшались или вымирали; но род не испытывал никаких изменений, помимо возникновения новых, а равно исчезновения или разделения входящих в него семей. Так постоянно колебались отношения семей к роду, и родовая генеалогия, несомненно, соответствовавшая начальному состоянию рода, становилась с течением времени устаревшей и не соответствующей действительности. Мы редко слышим об этой генеалогии, так как о ней заявляется публично только в известных важных и торжественных случаях. Но роды, стоявшие ниже по своему достоинству, имели свои общие обряды, общего сверхчеловеческого предка и свою генеалогию точно так же, как и более знаменитые роды: схема и идеологическая база были одинаковы во всех родов". 
Отдельные утверждения Поллукса, Нибура и Грота в известном смысле правильны, но не вполне. Генеалогия рода восходила дальше признанного родоначальника; поэтому древний род не мог ни иметь известного предка, ни доказать существование кровной связи при помощи своей системы родства; тем не менее родичи не только верили в свое общее происхождение, но и имели основание для такой веры. Присущая роду в его архаической форме система родства, которой, вероятно, обладали в прошлом и греки, сохраняла представление о взаимном родстве всех членов рода. Это представление утратилось с возникновением моногамной семьи, как я далее попытаюсь доказать. Родовое имя создавало родословную, рядом с которой родословная семьи оказывалась малозначительной. Функцией родового имени было сохранять память об общем происхождении всех тех, кто носил это имя. Но родословная рода была такой древней, что его члены не могли доказать действительного родства между ними, за исключением ограниченного числа случаев, когда были более молодые общие предки. Имя само по себе было убедительным доказательством общего происхождения, за тем исключением, когда это происхождение прерывалось в предшествующей истории рода усыновлением в него лиц чужой крови. Нет никакого основания совершенно отрицать какое-либо родство между членами рода, как это делают Поллукс и Нибур, и превращать его таким образом в чисто фиктивное сообщество. Значительная часть членов рода могла доказать свое родство происхождением от общих предков в пределах рода, а для остальных родовое имя, которое они носили, было достаточным доказательством их общего происхождения для практических целей. Греческий род был обычно немноголюдной группой. Тридцать семей в одном роде, не считая жен глав семейств, дают, по обычной норме подобного расчета, в среднем сто двадцать человек на род. 
В качестве единицы органической социальной системы род естественно должен был стать центром общественной жизни и деятельности. Он был организован в виде общественной единицы с архонтом, или вождем и казначеем, владел в известной мере общими землями, общим кладбищем и общими религиозными обрядами. Помимо того, существовали права, привилегии и обязанности, которые род давал или налагал на всех своих членов. В роде получила свое происхождение религиозная деятельность греков, распространившаяся затем на фратрии и достигшая своего высшего развития в периодических празднествах, общих всем племенам. Эта тема превосходно разработана Фюстель де Куланжем в его труде "Древняя община". 
Чтобы понять состояние греческого общества до возникновения государства, необходимо изучить строй и принципы греческого рода, так как характер единицы определяет и характер ее соединений в их восходящем порядке и один лишь может дать материал для их истолкования.
